Идеи, основанные на «нормах буржуазного права», рассматривались, как «чуждые Советской власти»[1]. Поражение большевиков на выборах в Учредительное собрание 12 ноября 1917 г.[2] связывалось с тем, что выборы в него состоялись в тот период, «когда подавляющее большинство народа не могло знать всего объёма и значения…» событий Октября 1917 и избирательные списки не соответствовали соотношению сил после раскола ПСР[3]. Отказ Учредительного собрания немедленно рассматривать «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», навязываемую большевиками, объявлялся открытым противостоянием Советской власти. Утверждалось, что «народ одобрил» роспуск «буржуазного Учредительного собрания»[4].

Определяя политический характер Кронштадтского мятежа, Ленин писал: «Вполне оформленного, ясного, определенного очень мало. Туманные лозунги «свободы», «свободы торговли», «раскрепощения», «Советов без большевиков», или перевыбора Советов, или избавления от «партийной диктатуры» и так далее и тому подобное. И меньшевики и эсеры объявляют кронштадтское движение «своим»... Вся белогвардейщина мобилизуется «за Кронштадт» моментально, с быстротой, можно сказать, радиотелеграфической... Крупные банки, все силы финансового капитала открывают сборы на помощь Кронштадту. Умный вождь буржуазии и помещиков, кадет Милюков, терпеливо разъясняет... что не к чему торопиться с учредилкой, что можно и должно высказаться за Советскую власть — только без большевиков. Милюков... выдает действительную тактику действительной белогвардейской силы, силы капиталистов и помещиков: давайте поддерживать кого угодно, даже анархистов, какую угодно Советскую власть, лишь бы свергнуть большевиков, лишь бы осуществить передвижку власти! Все равно, вправо или влево, к меньшевикам или к анархистам, лишь бы передвижку власти от большевиков; а остальное, — а остальное «мы», Милюковы, «мы», капиталисты и помещики, «сами» сделаем, анархистиков, Черновых, Мартовых мы шлепками прогоним...»[5]. Подобная позиция предопределила, что Новая Экономическая Политика, введённая большевиками в марте 1921, не привела к политической либерализации режима.

Ещё в 1925 г. советский военный специалист Н.Е. Какурин на основании антибольшевистских источников пришёл к обоснованному выводу о взаимной ненависти сторонников Учредительного собрания и белогвардейцев, предопределившей их столкновение, причём позиции социалистов-центристов чётко отделены от позиций правых социалистов[6], хотя не все исследователи были согласны с такой трактовкой[7].

Путь к краху социалистических партий («мелкобуржуазной контрреволюции») нашёл отражение в работе Н.Н. Попова[8]. В статье В.Ф. Владимировой (Е.М. Хрущёвой), а так же публикациях бывших меньшевиков, перешедших к большевикам: А.В. Луначарского, Ю.М. Стеклова (Нахамкеса), посвященных отдельным партиям, гибель «мелкобуржуазных партий» объяснялась разочарованием масс в их контрреволюционности, колебаниях, что обосновывалось соответствующими высказываниями их вождей[9]. Большевистские историки, включая бывшего меньшевика А. Лозовского (С.А. Дридзо), характеризуют анархизм как мировоззрение «взбесившегося» от ужасов капитализма мелкого буржуа, а анархистское движение – как социально-политический резервуар деклассированных элементов[10].

Взгляды вождей большевизма на Советскую власть нашли отражение в первой советской Конституции, принятой Y Всероссийским съездом Советов 10 июля 1918 г. В ней предусматривалось непрямое (нижестоящие Советы избирали делегатов в вышестоящие), невсеобщее:

«Ст.23. Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции»

«Ст. 65 Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий:

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т.п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;

д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;

е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой:

ж) лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором)»,

неравное:

«Ст. 25. Всероссийский Съезд Советов составляется из представителей городских Советов, по расчету 1 депутат на 25.000 избирателей, и представителей губернских Съездов Советов, по расчету 1 депутат на 125.000 жителей»

(фактическое соотношение голосов рабочих и крестьян 1:3) избирательное право, при открытом голосовании. В ней не было зафиксировано каких бы то ни было гарантий прав личности. Свобода слова, собраний, митингов и т.п. предусматривалась только для трудящихся[11].

Окончательное переоформление советской исторической науки в соответствии с партийными догмами происходит в связи с выходом в свет «Краткого курса истории ВКП(б)» (1938 г.), согласно контексту которого главной партийно-политической силой российского революционного процесса первых десятилетий ХХ века оказались большевики[12]

В 30-х гг. взгляды мелкобуржуазных партий и иных противников большевизма периода Гражданской война представлены в работах видного большевистского функционера Е. Ярославского, бывшего меньшевика И.И. Минца[13] и др., в которых обосновывалась неизбежность их идейного разгрома и закономерность их уничтожения. В этот период, вождь интернационалистического течения в меньшевизме, Мартов именовался пособником «ликвидаторов» (сторонники исключительно легальной деятельности РСДРП в России после учреждения Государственной Думы), «врагом рабочего класса», «злейший враг революционного марксизма», защитник «бундовского национализма», обвинялся, среди прочего, в том, что он, «левыми» фразами о борьбе с войной «рассчитывавший обмануть рабочий класс», проповедовал необходимость «защиты буржуазного отечества» «до победного конца», причём не только большевиками, но и его бывшим однопартийцем А.С. Мартыновым (Пиккером)[14]. В середине 1930-х годов появляются небезынтересные работы, принадлежавшие перу А. Королевой, посвящённые борьбе большевиков с левыми эсерами и мятежу Муравьёва. Главным достоинством ее работ являлось использование воспоминаний А.А. Биценко, М.Н. Доброхотова, С.Д. Мстиславского и Г.Б. Смолянского о событиях 6 июля 1918 г.[15]

В работах Н. Рубинштейна, посвящённых проблематике Учред. собрания, утверждается, что офицерско-монархическая группа, созданная по инициативе известного монархиста В. Шульгина, рассчитывала использовать созыв Учредительного собрания, чтобы «стравить» эсеров и большевиков, а, затем устранить и тех и других, добиваясь главного - свержения Советской власти[16]. Рубинштейн обосновывает получение эсерами денег от властей США: как признавался один из лидеров эсеровской партии Е.К. Брешко-Брешковская в декабре 1917г., финансовые вливания из США составили около 2 млн. долларов. Эта помощь была оказана в расчете на то, что эсеры развернут широкомасштабную антибольшевистскую агитацию[17]. По данным Рубинштейна, репрессированные в 1936 лидеры большевиков Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев настаивали на активизации усилий большевиков в подготовке и проведении выборов в Учредительное собрание. Эти лидеры считали, что большевистская партия сможет получить не менее 1/3 мест в представительном органе страны, а дальше, опираясь на Советы, осуществить основные требования трудящихся[18].

Определённый интерес представляет статья С.Л. Ронина, в которой впервые сделана попытка серьезного анализа ряда конституционных проектов Временного правительства в рамках Юридического совещания и Особой комиссии; именно ему принадлежит заслуга в постановке этой проблемы. Автор не только выявляет кадетскую модель демократической России, но и дает критическую документально обоснованную оценку конституционных проектов Правительства. В то же время, в ней отражалась общая тенденциозность политических оценок и идеологических штампов того времени, а демократизм конституционных преобразований Временного правительства поставлен под сомнение[19].

В период «Оттепели» (1953-1964) значительное внимание уделялось ликвидации мелкобуржуазных партий[20]. К.В. Гусев полагал, что в момент основания левоэсеровской партии ее лидеры опирались на трудовое крестьянство, но уже весной 1918 г. «при углублении социалистической революции в деревне» ПЛСР «превратилась в кулацкую партию»[21]. Публикацией статьи Р.М. Илюхиной была реанимирована тема блока большевиков и левых эсеров в конце 1917-начале 1918 гг.[22].

Продолжение »